ВЫ МОЖЕТЕ ВЫРАЗИТЬ БЛАГОДАРНОСТЬ, ПОДДЕРЖАВ
GUITARBLOG.RU ДОНАТОМ
НА ЛЮБУЮ СУММУ
2200700600531718
2202205340221164
Готовься к войне
Хенри Йейтс, фото - Стив Торн
Guitarist
Annual 2021-2022
перевод с английского
Он – шведский маг, чьё неоклассическое виртуозное мастерство в восьмидесятые перевернуло шред-гитару с ног на голову. Теперь, с выпуском нового альбома Parabellum, Ингви Мальмстин оглядывается назад – на свои первые Strat'ы, скаллопированные грифы, разбитые кары и скандальную историю с "авиадебошем"...
Детство
В детстве я уже играл на фортепиано, трубе, и всё такое. Мне ничего из этого не нравилось, это было ужасно. Но вот гитара казалась мне чем-то естественным. Мне было всего семь лет, и у меня уже была гитара, когда я увидел по телевизору, как Джими Хендрикс разбивает свой Strat. Но это было скорее визуальное впечатление, а не музыкальное.
Потом я обнаружил в маминой коллекции блюзовый альбом Bluesbreakers Джона Мейолла, и это было потрясающе. Когда мне было восемь, я купил Fireball группы Deep Purple, и уже к девяти мог играть весь его наизусть, хоть задом наперёд. Потом я начал слушать старые альбомы Genesis, например Selling England By The Pound, и понял, что гармонии и мелодии там куда сложнее, чем пятинотная пентатоника.
Влияние классики
Я стал поклонником Баха и Бетховена, но, когда услышал Паганини – это стало настоящим переломным моментом. Никто тогда не играл эти безумные арпеджио. Все просто играли в боксах. А я хотел исполнять всё это на гитаре. Швеция в то время была квазисоциалистической страной, настроенной крайне скептически ко всему.
И вот однажды, когда мне было 12, по телевизору показывали солиста-скрипача – какого-то русского, игравшего 24 каприса Паганини. Тогда не было видеомагнитофонов, так что я поставил перед телевизором магнитолу, чтобы записать его на встроенный микрофон. Поймите, тогда не было интернета, ничего не было. Приходилось всему учиться самостоятельно.
Слово на букву F
Первой гитарой, о которой я когда-либо мечтал, был Fender Stratocaster. Для меня вообще не существовало других вариантов. Но я не мог себе его позволить. Так что в детстве я покупал дешёвые клоны.
Когда мне было лет 12, мама решила перекрасить дом. Я спросил: "Сколько ты заплатишь малярам?" Она ответил: "Две тысячи" [шведских крон – прим. переводчика]. Я предложил: "Пошли этих маляров к чёрту. Заплати лучше мне". Так я и заработал на настоящий Strat. Правда, гитара оказалась довольно паршивой. Но в конце концов я нашёл получше.
Практика – путь к совершенству
Когда мне было девять, я играл в группах, где всем остальным было по двадцать пять. Но моя техника появилась не за одну ночь. Я был абсолютно безжалостен к себе. Засыпал с гитарой, просыпался с ней – и продолжал играть. Играл даже в метро.
Это было безумие. Не знаю, занимался ли Вай больше, чем я, но, если говорить о времени, которое я проводил с гитарой, то это было каждую свободную минуту. Я, конечно, многим жертвовал ради гитары. Большинство считало меня совершенно сумасшедшим".
Теория струн
Я не задумывался о таких вещах, как лады или гаммы, ещё с семидесятых. Всё это заложено у меня в голове. Я знаю всё: знаю теорию, понимаю, как всё работает, знаю математические структуры музыки. Но я об этом не задумываюсь. Я просто знаю, куда можно двигаться, а куда – нельзя. И всегда стараюсь найти способ, который будет отличаться от того, что я делал раньше.
Переезд в Америку
Когда я впервые приехал из Швеции в Америку в 1982 году, я оказался в самой обычной лосанджелесской группе под названием Steeler. Помню, на наш первый концерт пришло человек 30. Но уже через неделю мы играли в Troubadour, и я выглянул из окна гримёрки на улицу – а там очередь длиною во весь квартал. Я спросил бармена: "Эй, а кто сегодня выступает в городе?" А он отвечает: "Вы". И это было спустя всего одну неделю в Америке. Это было охрененно безумно.
Взять контроль в свои руки
Однажды утром мне звонят и приглашают на прослушивание в новую группу Грэма Боннета – Alcatrazz. Я захожу в комнату и начинаю рубить так, как умею. Они смотрят на меня, как на сумасшедшего. И я говорю: "Окей, я соглашусь при двух условиях: я сочиняю песни, и мы найдём нового барабанщика. Это я, наглый 19-летний юнец, диктовал условия! Безумие.
Каждая песня, каждая вокальная мелодия – всё, что вы слышите на первом альбоме No Parole From Rock 'N' Roll, – это моё. Группа должна была быть проектом Грэма, но я полностью перехватил контроль, и он был в ярости. Он несколько раз пытался сорвать мои выступления, но это долгая история. Как есть, так есть.
Мой первый сольный альбом Rising Force (1984 года) был уже наполовину готов, когда я ещё гастролировал с Alcatrazz. Мой стиль сочинения музыки и игры к тому времени уже был полностью сформирован. Сейчас он просто стал более зрелым – вот и всё.
Если вам понравился этот материал и вы хотите читать и новые публикации, вы можете поддержать развитие сайта, воспользовавшись формой, расположенной справа.
Тёмные времена
Моя автокатастрофа 1987 года была ужасной. Но ещё хуже было то, что в то же время на меня свалились другие беды. Сначала авария. Потом умерла моя мать. Потом меня кинули на все деньги. Это было чудовищное время, понимаете? Но когда тебя так сильно бьёт жизнь, у тебя только два пути: либо ты становишься сильнее, либо ломаешься. передо мной возникнет препятствие, я сокрушу его и двинусь дальше. Меня невозможно остановить.
Нанести своё имя
Когда я стал известным, каждая компания в мире – Gibson и все остальные – предлагали: "Какую гитару ты хочешь, мы её для тебя сделаем". А я отвечал: "Нет, спасибо. Я лучше сам куплю Fender Strat". До того времени Fender вообще никому не давали гитары бесплатно. Не давали их ни Беку, ни Клэптону… Типа: хочешь – покупай сам. Так что, во-первых, я стал первым человеком, которому Fender подарила гитару, а во-вторых, первым, кто получил именную модель. Для меня это было огромной честью. В итоге моё упрямство окупилось.
Высокий полёт
Не сомневаюсь, что сейчас я бы отреагировал иначе, но инцидент с "авиадебошем" в 1988 году до сих пор кажется мне чертовски смешным. Вот что многие возможно не знают: Я всегда летаю первым классом, а группа и команда – экономом. Так заведено. Но тогда какой-то идиот решил посадить всех в первый класс.
Перелёт в Японию длится 16 часов – и все напиваются в хлам. Я тоже тогда выпивал, не был идеален, но точно не был главной проблемой. В итоге я задремал, и какая-то женщина решила плеснуть на меня кувшин ледяной воды со словами: "Остыньте, ребята!"
Ну и я, конечно, взорвался. Но так всегда. Как-то мы сидели в баре, барабанщик начал плескать в народ пиво – а вышвырнули в итоге меня. Потому что именно я – лицо группы".
Нáчать и углýбить
Люди реально думали, что я сошёл с ума, когда начал скаллопировать грифы. Серьёзно. Но в детстве я увлекался ещё и авиамоделированием, и всё такое, так что я хорошо умел работать с деревом: вырезать, мастерить, красить. Как-то я увидел старинный лютню XVI века, и, не знаю почему, но у неё дерево между ладами было выдолблено.
У меня завалялось несколько старых грифов, от гитар, которые я, наверное, разбил на сцене. Я сделал на них скаллопирование – и почувствовал, что могу лучше зацеплять струны. Тогда я сделал то же самое и на хороших грифах. И подумал: "Блин, вот это круто". По сути, как будто очень-очень высокие лады".
Стена стэков
Если подняться в космос и посмотреть на Землю, то из рукотворных сооружений можно увидеть только два: Великую китайскую стену и мою стену Marshall'ов. Моя техбригада меня за это ненавидит. Серьёзно. Дело вот в чём: я обожаю все Marshall'а. Но дело в том, что в детстве, у меня не было денег. Я не мог себе позволить Marshall.
А потом Marshall выпустили Master Volume. Когда этот усилитель появился, его захотели все ребята, включая их мам. И тогда Super Lead и Plexi продавали где-то по 50 баксов. Я начал их скупать. Изначально я просто хотел Marshall.
Но потом понял: их преамп и оконечник работают линейно – ни один не работает сильнее другого. А у Marshall Master Volume преамп выкручен на полную, а оконечник работает, ну, на один процент. В результате лампы оконечника не перегружаются – и звук уже не тот. Вот тот чистый, скрипичный саунд – именно в этом и заключается настоящий Marshall'овский звук".
Большой успех в Японии
Уже в 1977 году я был достаточно зрелым гитаристом – и именно тогда накатила волна панка. Поэтому гранж начала девяностых стал для меня дежавю. В то время у меня не было ни лейбла, ни поддержки – ничего. Так что я проводил много времени в Японии и много там работал. И преуспел.
Я занимал первое место в чартах. У меня были альбомы с четырежды платиновым статусом. Я играл самые масштабные японские туры среди всех артистов. Там я был невероятно популярен. То же самое – в Южной Америке. В Европе – отчасти, но не настолько.
А вот в Америке тогда всё было практически провалено. Но дело в том, что я никогда не меняю свой курс или своё видение ради кого бы то ни было. Хочешь – слушай что-то другое. Вот чем я занимаюсь. Я не следую за трендами. Я их создаю.
Допускается всё
У меня нет правил, когда речь идёт о сочинении инструментальной гитарной музыки. Больше всего я люблю спонтанные моменты: когда я импровизирую, и вдруг рождается что-то, и я думаю: "О, это круто" или "Да ну, ерунда". Я могу прямо сейчас сочинить для вас кантри-песню, если хотите. Я знаю, как это сделать. У меня есть все необходимые для этого знания. Но для меня это не является магией. Магия – в других моментах.
Музыка, маэстро!
Я безумно горд Concerto Suite For Electric Guitar And Orchestra (1998 года), потому что я потратил кучу времени на сочинение и оркестровку всех партий для оркестра – и, конечно, всех гитарных партий тоже. Это был долгий процесс сочинения и аранжировки, продумывания всей инструментовки. Потом я пригласил дирижёра симфонического оркестра, и мы поехали в Прагу – это было безумие и вместе с тем потрясающий момент.
Для меня это не было испытанием как для гитариста. Я бы сказал, что это было скорее испытанием как для композитора.
Быстрое шоу
Я отлично провёл время в туре G3 в 2003 году [с Джо Сатриани и Стивом Ваем]. Для меня это всего лишь половина работы. Обычно я играю два часа подряд. А тут – всего 45 минут, и думаешь: "Ну ладно, что ж, сыграю хоть стоя на голове". То же самое с Generation Axe. Лёгкая работа. Я считаю таких ребят, как Вай и Сатриани, друзьями, а не соперниками. Кстати, вчера разговаривал с Ваем по телефону – мы очень большие друзья.
Смена полосы движения
Гитара по-прежнему часть моей вселенной. Я просто не могу представить жизнь без неё. Но теперь у меня есть ещё много других вещей, которые уравновешивают мою жизнь. Потому что, когда ты потом заходишь в студию или выходишь на сцену, страсти и восторга там в разы больше, чем если бы ты просто играл на гитаре весь день напролёт.
Я играю практически каждый день, но у меня есть и много других увлечений. Мне нравятся Ferrari, коллекционирование оружия, часы, теннис – всякая странная хрень вроде этого. И, конечно, я провожу много времени с женой и сыном. Так что гитара занимает уже не сто процентов моей жизни, но она всегда со мной.
Долгая и извилистая дорога
Забавно, но я, наверное, превзошёл все свои ожидания в тысячу раз. В своих самых смелых мечтах я никогда не думал, что это произойдёт – что через сорок лет я буду ездить по городу на машине и рассказывать вам о своём новом альбоме. Никогда бы не подумал.
Фото - Остин Харгрейв
Бонус: Боевой клич
Ингви о страсти, силе и латинской мудрости в новом альбоме Parabellum
"Parabellum" означает "готовься к войне". Почему вы выбрали такое название?
Ну, вы же меня знаете – я люблю такие названия, вроде War To End All Wars ["Война, которая положит конец всем войнам"]. Это латинское выражение: "Si vis pacem, para bellum", что значит "хочешь мира – готовься к войне". И это, на самом деле, очень верное утверждение. Так устроено человечество. Люди нападают только на слабых. А если ты силён – на тебя не нападут. Но это лишь символ. Я, конечно, не пропагандирую войну.
Каким испытанием стал для вас этот альбом, как для гитариста?
Было несколько вещей, где мне пришлось реально напрячься. Это и заглавная композиция, и "Presto Vivace" в до-диез миноре, а также отдельные фрагменты в песнях вроде "Wolves At The Door". Там очень техничный материал. Но больше всего я хотел, чтобы всё звучало страстно – будь то сложный пассаж или мелодическая линия. Я всегда стараюсь поймать момент в студии. Все соло были сымпровизированы. Поэтому, когда я выйду играть эти песни на сцене, я не буду повторять то же самое. Наоборот, это будет своего рода испытание – ведь в альбоме много гитарных гармоний и всё такое. Но я думаю, что живьём это будет здорово.
Какие у вас самые любимые гитарные моменты на альбоме?
Я никогда не могу выделить один или даже два. Мне нравятся и те места, где я "пускаюсь во все тяжкие", и более проработанные части тоже. Я думаю, это очень цельный альбом. Вот идёт заглавная вещь – сумасшедшая композиция, затем баллада "Eternal Bliss", очень мягкая. А сразу после баллады начинается "Toccata", снова полное безумие. Ни одна песня не может представить всю картину.
Расскажите о гитарном оборудовании для записи Parabellum.
Я вас удивлю. Я использовал свой Yngwie Malmsteen Strat, свой Yngwie Malmsteen Marshall, свои струны, свои именные звукосниматели, свою педаль овердрайва, свои медиаторы, свои шнуры. У меня есть все винтажные Strat'ы '61, '64, '65, '66, '68, '69 года – все. Есть и Gibson, и многое другое. Но я всегда возвращаюсь к своим именным моделям, потому что знаю: это именно тот звук, который я ищу.
Как выглядела ваша студия во время работы над Parabellum?
У меня всё устроено так: аппаратная наверху. Там находятся гитары, пульт и усилители. А колонки – внизу. Я купил старый колониальный особняк. В подвале раньше жила прислуга, у них там была отдельная квартирка. Я всё это убрал и поставил туда стену Marshall'ов – получилось изолированное помещение, и у меня идеальный контроль. Цепочка записи такая: динамический микрофон Lewitt на кабинете Marshall 4x12", затем предусилитель Neve, потом компрессор 1176, после чего – аудиоинтерфейс Universal Audio с Pro Tools. Дальше добавляю немного реверберации и задержки, чтобы звучало "мокро". И всё, я просто играю. Мне больше ничего не нужно, чтобы получить мой звук. Включаю усилитель – и готово, бум! Мне даже не нужно настраивать микрофоны, всё уже выстроено. Это очень удобно для вдохновения: когда оно приходит – я просто начинаю играть. Мне даже не нужен звукорежиссёр.
Вы говорили, что синтезаторное звучание на альбоме – это на самом деле гитара…
Да, все "клавишные" партии я сыграл на гитаре. Я использовал MIDI-датчик с гитарным синтезатором Roland, и библиотеки сэмплов Kontakt и Omnisphere. Другими словами, все клавишные на альбоме – это моя гитара. Безумие!
Как локдаун повлиял на вашу гитарную игру?
Ну, во-первых, там, где я живу, во Флориде, никакого локдауна не было. Так что я спокойно занимался своими делами. Но, конечно, гастролей не было – а это огромная часть моей жизни. Я даже не задумывался об этом, но ведь я всё время нахожусь в туре. У меня был запланирован мировой тур на 2020 год, и агент позвонил: "Придётся переносить". Ну ладно. Я начал сочинять музыку, ждал, пока всё снова откроется. Но ничего не открывалось, и я просто продолжал сочинять и записывать. Так и появился этот альбом. А через две недели я уже играю хедлайнером на фестивале в Сербии, представляете! Так что расписание возвращается к норме. Давно, блин, пора!
Огромное спасибо и светлая память Сергею Тынку, предоставившему для перевода этот и многие другие материалы. Покойся с миром, дружище, ты навсегда останешься в наших сердцах, как бы печально это не звучало.