Грег Прато
Ultimate Guitar
Январь 2024
перевод с английского
Продвинулась ли шред-гитара настолько далеко, насколько это возможно в современную эпоху? Если послушать таких исполнителей, как DragonForce и Polyphia, то, конечно, кажется, что да. Но если сконцентрироваться на техническом аспекте игры, не будут ли принесены в жертву такие важные элементы, как звук, фразировка и эмоции?
Один из прародителей шреда, Ули Джон Рот, поделился с Ultimate Guitar своими мыслями, в том числе рассказав о том, что ожидает фанатов в его Sky Academy 2024 [цикл мастер-классов и концертов, проводимых Ули с 2006 года - прим. переводчика], а также дал исчерпывающий ответ на вопрос: "Считаете ли вы, что у рок-гитаристов семидесятых было больше эмоций в их игре, чем у многих современных шредеров?" Ниже приводится его полный ответ:
Безусловно, да. Абсолютно да. И знаете почему? Я не могу сказать вам это в одном предложении - мне придётся дать более развёрнутый ответ, чтобы объяснить это.
Во-первых, в семидесятые годы рок-гитара - как бы вы её ни называли - вышедшая из блюза и немного из джаза, была ещё в зачаточном состоянии по сравнению с тем, что вы видите сейчас. Так что поле деятельности было непаханным.
Потому что я помню это очень, очень хорошо - я на сцене с 1968 года. И то, что было в 1968 году, сильно отличалось от того, что было в 1974 или '75-м. За эти семь лет электрогитара получила огромное развитие – с точки зрения техники и звука. В '68-м на пике был Джими Хендрикс с "Electric Ladyland", потом были Эрик Клэптон, Джефф Бек, Джимми Пейдж и некоторые другие. Ричи Блэкмор только начинал свой путь.
Но затем, в семидесятые, началась своего рода "гибридизация". Всё больше гитаристов стало открывать для себя техничность и различные виды гамм, отходя от блюза - немного больше в сторону классической музыки. И всё стало немного более текучим. Джими Хендрикс и Эрик Клэптон в начале существования Cream были невероятно круты - ничего подобного прежде не было. Это было такое новое начало для рок-музыки. Своего рода окончательный "шаблон силы". Чего они не делали, так это не рассматривали гитару с технической точки зрения. Они не пошли дальше того, что было в блюзовом лексиконе.
Это произошло немного позже - начиная с таких ребят, как Ричи Блэкмор, потом был Ян Аккерман, потом Майкл Шенкер и... и ваш покорный слуга. Были и другие - Гэри Мур. Это было новое поколение, пришедшее на смену тому. Но это поколение играло со звуком и чувством. Потому что всё было ещё настолько в новинку. Это была совершенно неизведанная территория. Это было очень захватывающе.
Затем в восьмидесятые появились такие гитаристы, как Ингви, Ван Хален и все остальные. Это стало более ярким. У них все еще было чувство звука, но всё больше и больше ребят, которые начали развивать это, стали играть арпеджио за арпеджио, и чувство звука постепенно уменьшалось. И знаете, почему оно уменьшилось? Оно уменьшилось, потому что трудно играть эти арпеджио очень чисто и с чистым звуком. Поэтому лёгкий путь - это тонны "сахарной глазури" - тонны гейна, гейна, гейна, гейна, гейна и гейна. До такой степени, что арпеджио как бы играет само собой - как на фортепиано. Но цена, которую вы платите, - это звук.
В шестидесятые и семидесятые годы всем гитаристам приходилось формировать звук пальцами. Правой рукой, левой рукой и тем, что проецировал ваш мозг. И делать это приходилось с минимальной помощью - потому что у вас был усилитель Marshall, некоторые использовали Fuzz Face, но Fuzz Face был на самом деле жутко звучащим устройством. Не было особой помощи в плане гейна. Тем музыкантам приходилось играть с гораздо более чистым звуком. Но они были вынуждены создавать звук органично, используя струны, гитару, дерево, усилитель, может быть, педаль вау-вау и другие небольшие приспособления. И всё.
Позже в усилители стали добавлять больше искусственного перегруза. И сейчас мы подошли к тому моменту, когда во многих превалирующих усилителях уже почти нет аналогового натурального звука - он практически весь сахарный и ненатуральный. Тонны гейна, но очень часто очень некрасивый, уродливый звук, похожий на печатную машинку.
Сейчас всё то молодое поколение, которое училось на YouTube и осваивало все эти скоростные приёмы и арпеджио, глядя на таких людей, как Стив Вай, Ингви, они начали играть со всё большим и большим гейном, и у них не было никакой связи со старыми громкими усилителями - потому что они были не в моде. У них не было настоящего AC30. У них не было настоящего 100-ваттного или 50-ваттного Marshall. И они не играли в настоящих группах. Под словом "настоящие", я имею в виду полностью аналоговые, олдскульные группы. Конечно, новые группы такие же настоящие, как и старые - только по-другому.
Таким образом, цена за лёгкость игры, которую вы получаете с модным супер-хайгейном, - это как договор с дьяволом. Да, легко заставить эти ноты петь, легко заставить гитару звучать мощно и сверхискажённо даже на малой громкости. Но почти невозможно создать звук, который был бы вашим. Почему же все гитаристы семидесятых - или, по крайней мере, все наиболее известные гитаристы шестидесятых и семидесятых - так легко отличимы друг от друга? Не только потому, что они играют разную музыку и по-разному выстраивают фразы, но и потому, что у каждого из них есть очень характерный звук. Ричи Блэкмор не похож на Брайана Мэя. Брайан Мэй не похож на Майкла Шенкера. Майкл Шенкер не похож на Ули Джона Рота. У каждого из нас есть свой собственный звук.
И внутри этого звука есть разнообразие. У меня, например, множество разных вариантов звучания - в частности, на протяжении всей моей карьеры мой звук постоянно менялся. И он до сих пор меняется, и мне это нравится. Майкл Шенкер практически никогда не меняет свой звук - у него был один и тот же звук, когда ему было 15/16/17, и всё. Брайана Мэя можно узнать за долю секунды - потому что никто другой так не звучит. При этом у всех нынешних музыкантов вы найдёте гораздо больше технического мастерства. Например, многие подростки сейчас в техническом плане могут легко переиграть большинство гитаристов семидесятых. Но создают ли они что-то значимое, что действительно трогает слушателей? Очень редко.
Я слышу много молодых талантов - иногда я вижу кого-нибудь на YouTube, и там огромное количество потрясающей ловкости рук. Там встречаются новые подходы, новые ракурсы. Но очень редко я вижу кого-то, кто действительно трогает моё сердце. Потому что очень часто мелодии получаются какими-то невзрачными и какими-то второсортными. А я тяготею к мелодиям высшего качества - мелодиям, которые уникальны и действительно попадают в самую цель. И я думаю, что это ещё одна форма искусства, которая была утеряна в игре на гитаре.
Слишком много вещей сейчас не имеют смысла. Нам нужно больше уникальности, нам нужно больше экспрессии, больше глубины, больше смысла. Джими Хендрикс не был по нынешним меркам круто техничным гитаристом. Но то, что он играл, всегда было достаточно хорошо для того, что он хотел выразить - просто это было то время. Время арпеджио ещё не пришло. Но в том, что он делал, каждая нота - хорошая или плохая - имела смысл. Настоящий смысл. Точно так же, как смысл имеет каждое предложение в великом романе.
А слишком много гитаристов играют без смысла. Они просто играют фразы. И они пусты. Арпеджио вверх-вниз пустое - в нём нет смысла. Разве что вам есть чем выпендриться.
Таков ответ на ваш вопрос с моей точки зрения. Я потратил на это около пяти минут, но, на мой взгляд, то, что я сейчас сказал, имеет смысл. Я говорю это не только потому, что я "аксакал", которому скоро исполнится 70 лет. Когда мне было 15 или 20, я точно помню, как это было, и я все еще могу оценивать музыку на том же уровне. Это не имеет никакого отношения к тому или иному поколению.
Развитие электрогитары очень увлекательно. В данный момент мы находимся в точке, где чего-то не хватает - вот и всё, что я хотел сказать. А талантов хватает - в мире так много талантливых молодых гитаристов, и это здорово. Всё, что я хочу сказать, это: "Как насчет того, чтобы начать смотреть на вещи немного по-другому? Взять из прошлого то, что было здорово тогда, и перенести это в будущее. Это же здорово. Потому что, конечно, прошлое ничем не лучше... В конечном счёте, все это лишь отражение эпохи.
Шестидесятые и семидесятые были прекрасны для музыки и в целом для искусства. Сегодня, к сожалению, музыка не имеет того же глобального значения, что в то время. Но, возможно, завтра это произойдёт. Хотя я не уверен - ведь сейчас на нашей планете так много проблем, что музыка и искусство для многих становятся просто спасением. В том числе и для меня, иногда.
Иногда вы думаете: "Господи, мир находится в невероятном бардаке" - я никогда не видел такого за свои 70 лет. А потом: "Почему бы мне не сесть за фортепиано и не сыграть Баха?" И как только я это делаю, я чувствую себя обновлённым и бодрым. Фантастика. И я забываю обо всём остальном. Это величайший наркотик, если хотите... если только вы знаете, что это может быть наркотиком. Но его может быть и слишком много. Я слушаю крайне мало музыки, потому что я не могу выдержать так много. Для меня это слишком интенсивная музыка.