Joe Pass
Интервью с музыкантом
Guitar Magazine
(британское издание, выпускавшееся 1972-1984)
июнь 1974
перевод с английского
Я где-то читал, что вы начинали на испанской классической гитаре?
Нет, я начинал на гитаре Harmony, акустической модели с металлическими струнами. Я начинал с простых аккордов, как и большинство других, а затем в течение года занимался по книге Ника Лукаса. После этого я на некоторое время перешёл на классический учебник Каркасси, потому что пьесы в нем были намного лучше. В них было много движения, больше аккордовых смен и сложностей, чем в тех книгах по аккордам, которые мне попадались. Так что, думаю, это развило во мне чувство гармонии.
Джо, вы были выходцем из музыкальной семьи?
Нет, мой отец работал на сталелитейном заводе.
Легко ли вам было играть на гитаре в самом начале?
Думаю, что мне это давалось легко; у меня были некоторые трудности, но не очень большие. Но надо помнить, что я вырос, играя на гитаре. Я начал играть в девять лет, и к девяти с половиной или десяти годам я занимался каждый день по семь-восемь часов. Я занимался два часа в шесть утра, перед тем как идти в школу, и ещё два часа, как только возвращался из школы после обеда. Затем я занимался четыре часа вечером, перед тем как лечь спать.
Так я занимался до четырнадцати или пятнадцати лет. Мне это не нравилось - я ненавидел это, но мой отец был очень настойчив в этом вопросе; он видел, что во мне что-то есть, и решил, что просто заставит меня заниматься. Я не очень хорошо помню, что я чувствовал по этому поводу, кроме того, что я бы предпочёл находиться на улице, играть в мяч и всё такое. Я никогда не умел кататься на велосипеде, да и сейчас не умею. Но я знаю, как я учился и что я практиковал. Например, кто-то играл на гитаре в воскресной утренней радиопрограмме, любой гитарист - может быть, Винсенте Гомес или кто-то ещё, и мой отец говорил: "Возьми гитару, Джо, и копируй его". И я сидел и пытался, а он спрашивал: "Получилось?", а у меня не получалось, потому что я не знал, что делаю. Тогда он говорил: "Хорошо, выучи эту песню", и он насвистывал мелодию, я подбирал ноты, а потом он говорил: "Заполни её, не оставляй пробелов". Это означало, что нужно делать какие-то пробежки между фразами мелодии.
Потом у меня появилась пара музыкальных учебников: Ник Лукас и Каркасси, как я уже говорил, и каждый день я должен был начинать с самого начала и изучать их. А ещё он приносил домой фортепианную музыку, любую... например, однажды он принёс "Полёт шмеля" и сказал: "Сыграй это". Так я и научился играть - много играть, заполняя все пробелы и не оставляя пробелов в музыке. А потом он говорил: "Сыграй мне песню - придумай её". Он мог делать это каждый день. Он ничего не знал о музыке, не играл на инструментах, но он хотел, чтобы мы стали чем-то большим, чем такой же сталевар, как он сам. Например, у него была идея, что мой брат, которому было восемь или девять лет, станет писателем, и он заставлял его каждый день писать рассказы, книги рассказов; он говорил: "Придумай историю и пиши".
Но я думаю, что важно начинать с раннего возраста, с девяти, восьми или семи лет. Я действительно верю в это, потому что сам был открыт для всего, и всё, что происходило на инструменте, становилось частью моей музыки. Поэтому я считаю, что нужно подталкивать детей, если вы видите у них талант и если они проявляют интерес. Нужно быть твёрдым в этом, но не таким, как мой отец - он был слишком настойчивым. Хотя, конечно, это его заслуга в том, как я играю сегодня.
Вы разучивали гаммы?
Да (демонстрирует около десятка гамм по всему грифу и играет с безупречной техникой).
По учебнику?
Нет, мой отец говорил: "Сыграй гамму", я играл одну октаву, а он говорил: "А как же остальные ноты? Должны быть ещё", - и мы их вычисляли. Я начинал гамму с тоники аккорда и шёл так далеко, как только могла дотянуться рука, оставаясь в одной, скажем, в пределах пять ладов, а потом возвращался назад. Поэтому, когда я практиковался, я сразу же начинал с гамм. Помимо обычных, я играл целотоновые гаммы, уменьшенные, доминантовые, хроматические гаммы. Все аккордовые формы, все до одной, и это занимало целый час.
Ещё одна вещь, которую делал, и которой до сих пор занимаюсь со своими учениками, - это придумывание гаммообразныхых паттернов. Делать это нужно так, чтобы голова и пальцы действовали синхронно. Вы продолжаете создавать эти линии до тех пор, пока можете не ошибаться, а если ошиблись, то возвращаетесь в самое начало. Я думаю, что одна из вещей, связанных со скоростью... Люди говорят: "Он звучит быстро и чисто": на самом деле это не так быстро, как вы думаете, это потому, что ваши пальцы и ваша голова знают, куда они движутся. Это, конечно, подсознательно. Вы должны быть в состоянии напевать вместе с тем, что играете. Я не пою вслух, но это происходит в голове; вы должны мыслить мелодически.
Как вы считаете, то, как вы учились, очень помогло вам в игре джаза?
Ну да, я думаю, что я начал чувствовать инструмент. Я думаю, что инструмент нужно держать в руках до тех пор, пока он не станет продолжением вас самого, и для меня держать гитару по семь часов в день и заниматься (играет больше гамм) - и ненавидеть её - было именно так.
Какова была первая профессиональная группа, с которой вы работали?
На местном уровне я работал с небольшой группой - гитара, бас-гитара и скрипка; мы играли на вечеринках и танцах. Это было, когда мне было четырнадцать лет, я работал по выходным, чтобы помочь семье. Иногда я зарабатывал больше, чем мой отец; мы зарабатывали по пять долларов за вечер.
На вас повлияли какие-то конкретные гитаристы?
Джанго Рейнхардт; сначала я слушал его, потом Чарли Крисчена. Потом я услышал всех остальных - Тала Фэрлоу, Барни, Джимми Рэйни - всех тех, кто играл в сороковые. Я думаю, что на джазовую гитару наибольшее влияние оказали Джанго, Чарли и Уэс. Это были три основных влияния, музыканты, которые действительно придали инструменту новое измерение.
Вы говорили, что на вас большее влияние оказали тенор-саксофонисты.
Да, но в какой-то момент я переключился на пианистов: Бада Пауэлла, Эла Хейга и Арта Тейтума. Я помню, как Арт Тейтум играл в трио с Тайни Граймсом. Я подумал: "Вау!" Я слушал Тайни, но это было фортепиано - то самое. Потом я слушал много духовиков - Чарли Паркера, Диззи, Стэна Гетца, Коулмена Хокинса, и духовики повлияли на меня больше, чем кто-либо другой.
Но сходства между вашей игрой и игрой Джанго никто не обнаружит.
Ну, я никогда не копировал его. Я не помню, чтобы я копировал какого-то гитариста нота в ноту. Но я помню, что копировал Чарли Паркера нота в ноту.
Оглядываясь на эпоху бопа, что вы думаете о ней сейчас?
Я думаю, что его по-прежнему играет множество народу; я думаю, что он утратил свой стиль, но в основном джазисты, пришедшие из той эпохи, продолжают играть его, и он по-прежнему оказывает влияние на многих новых исполнителей. Похоже, что сейчас происходит возрождение чистого джаза, и это хорошо.
Если говорить о ваших альбомах, то ваша первая пластинка Sounds Of Synanon была важна тем, что она ознаменовала конец ваших проблем; что завтавило вас отправиться в Synanon? [название реабилитационного центра в Санта-Монике для наркоманов и алкоголиков, в последствие ставшего религиозной сектой – прим. переводчика]
Всё началось с того, что я сбежал из дома. У меня появилась возможность отправиться в путь, и я отправился с группами и трио. И я познакомился с выпивкой и всем остальным. Я действительно бунтовал, и хотя на меня не повлияло то, что я знал, что другие джазмены увлекаются этим, был момент, когда я определённо отождествил себя с этим, потому что это было частью всей сцены.
Это просто часть окружающей среды, и до сих пор это так; но это не значит, что вы должны быть втянуты в это. Но я думал, что так и надо, и переходил от одного к другому, и так я начал. Я сильно увлёкся, и люди говорили: "Тебе лучше остыть, тебе лучше остановиться". Но я не слышал ничего из того, что они говорили. Все, близкие мне люди, моя семья - я их не слышал, никогда не слышал.
Ну, после некоторого прошествия лет все, кто на это подсел, начинают понимать и видеть, что это не то, и тогда ты ищешь выход, и самое трудное, что ты не можешь найти этот выход, и он может быть прямо перед тобой, но ты не можешь им воспользоваться, ты не можешь ничего с этим сделать. Что ж, я прошёл через множество других мест в поисках выхода; понимаете, нужно быть готовым к этому, иначе не выберешься. Так что я был готов и искал несколько лет. И в одном из мест, где я был, я услышал об одной группе взаимопомощи, и это забавно, потому что я не планировал туда идти, я просто как бы наткнулся на неё, когда был в Лос-Анджелесе. Я даже оказался в том же городе, и вот оно. Так что, может быть, это была случайность, но в глубине души я планировал найти выход. Но вот как я до этого дошёл; я просто подошёл к двери и сказал: "Вот он я".
Я пробыл там два с половиной года. Тогда я не очень много играл. На самом деле, когда я туда пришёл, гитара не имела для меня абсолютно никакого значения, и они сказали: "Окей, гитара, поставь её в угол и забудь!". Типа, ты не играешь на гитаре, потому что это что-то, что стоит на твоём пути. Так что я долгое время не играл на гитаре, занимался другими вещами, например, приводил в порядок свою голову и свою личность. Позже, возможно, я играл на гитаре по субботам, а потом, возможно, по пятницам и субботам.
Но самый главный опыт, как мне кажется, я вынес из этого: употребление наркотиков никак не помогло мне играть, всё, что оно сделало, это застопорило меня на пятнадцать лет.
На той первой пластинке. Sounds of Synanon. какую гитару вы использовали?
Это была цельнокорпусная гитара, подаренная Фонду. Это был Fender, но мне пришлось использовать его, поскольку у меня не было своей. К ней пришлось привыкать, потому что цельнокорпусные гитары, как правило, очень тонкие, гриф тонкий. Без усилителя нет вообще никакого звука, но на ней действительно можно играть быстро. До этого я использовал Martin с круглым резонаторным отверстием и звукоснимателем DeArmond. Я использовал его на протяжении многих лет, а затем всевозможные Gibson с эфами. Эти гитары я считаю хорошими для гастрольной работы, потому что они выдерживают большие нагрузки и, хотя у них не слишком громкий звук без усилителя, они обладают лучшим звуком, чем цельнокорпусные, гораздо лучшим.
Сейчас у меня есть одна цельнокорпусная гитара, которую я использую для выступлений в рок-среде, если меня приглашают сыграть что-то псевдо-роковое. Я играю это скорее как шоу, но мне не нравится делать это часто, и меня не часто приглашают, потому что знают, что я не рок-музыкант. Но у меня есть инструменты, и я пытаюсь это делать. Мне кажется, что в роке есть много джазовых ноток.
Независимо от гитары, вы всегда используете один и тот же тип медиатора?
Всегда один и тот же. Это половина медиатора, то есть медиатор, разломанный на две части. Он средней толщины, не мягкий, но упругий. Но я также часто использую пальцы: медиатор и пальцы, или большой палец и остальные пальцы. Но пальцами не так быстро.
От чего это зависит?
Это зависит от настроения группы, с которой я нахожусь. Например, если это тяжёлая группа, мне приходится использовать медиатор, потому что пальцами я не могу добиться достаточной перкуссивности. И это зависит от того, насколько быстро мы играем; есть определённый момент, когда пальцы не могут двигаться так же быстро, как медиатор, хотя я думаю, что если кто-то с самого начала начнет заниматься, скажем, джазовой гитарой только пальцами, я думаю, что он найдёт это лучшим способом игры. Я думаю, что контакт с инструментом рукой лучше, чем медиатором. Поэтому я использую маленький медиатор, по крайней мере, он довольно близко; я всегда касаюсь струн. Для игры баллад я бы использовал пальцы и большой палец, но опять же, если это не вокалист, и не очень мягкий вокал, я бы использовал медиатор и пальцы. Медиатор всегда играет на одной струне. Я использую медиатор, если играю с духовымии, скажем, с громкой ритм-секцией. Но многое зависит от того, какие ощущения я пытаюсь получить. Иногда я просто использую большой палец, потому что у него очень приятный тёплый звук, и это мне очень помогает. А если я играю медиатором и пальцами, то иногда использую и мизинец. Большая часть игры осуществляется левой рукой; люди часто думают, что вы всё берёте медиатором, но это не так.
Для вас эти гастроли стали долгим путешествием, не так ли?
Да, целых три месяца, и я уже немного устал. В Штатах я не был больше двух месяцев, а это очень много для меня. Знаете, для меня музыка важна, это способ, которым я зарабатываю на жизнь, и мне это нравится, и я получаю удовольствие от игры. Но это не самое главное в моей жизни, самое главное - это моя семья.