James Hetfield
72 Seasons
Стефан Ширази
So What! апрель 2023
Перевод с английского
Не существует научного или даже литературного способа описать беседу, которую я провёл с Джеймсом Хэтфилдом в январе 2023 года. Предполагалось, что мы обсудим ингредиенты и ауру 72 Seasons с его точки зрения, но оказалось, что в беседе прозвучали самые искренние мысли и чувства о его жизни и творческом процессе, которые я могу вспомнить. У нас было много бесед - интервью, я полагаю, - для фанзина So What! на протяжении десятилетий. И в каждом из них Джеймс всегда был настолько открыт, насколько это было возможно в то время.
В этой беседе, в этом временном промежутке, в этой эпохе его жизни Джеймс ещё больше сбрасывает защитные покровы и отвечает на вопросы с более откровенным самосознанием, чем когда-либо прежде. Я начал чувствовать, что он, возможно, вступает в новую фазу себя, когда он впервые разоткровенничался со сцены в Южной Америке весной 2022 года. Он говорил о том, что люди "не должны чувствовать себя одинокими", а затем продолжил сопереживать десяткам тысяч людей, страдающих депрессией и тревогой, что является огромным поступком.
Несмотря на нашу давнюю историю, я подошёл к этому разговору с любопытством. Я знал, что есть важные (и, порой, неудобные) вещи, о которых нужно спросить и обсудить. Ничего страшного, мы быстро нашли общий язык. И последнее, прежде чем начать. После того, как я впервые услышал 72 Seasons в черновом варианте осенью 22-го года, я был настолько потрясён суровостью текстов, что сразу же сообщил ему об этом. Он сказал мне, что "...взволнован поворотом к более позитивному взгляду на тьму".
Я думаю, что мы все в восторге от эволюции этого взгляда и благодарны Джеймсу Хэтфилду за то, что он поделился им с остальными.
Давайте начнём с марта 2020 года... Объявлена пандемия. Прошло несколько месяцев после того, как вы решили сделать личный шаг для себя и вернуться в реабилитационный центр. Если вы вернётесь в тот момент времени, что вы помните, что вы чувствовали? Где вы были на своём пути, куда катился мир, и что всё это могло значить для Metallica?
Ощущения 2020 года, ранней весной 2020 года... для меня это было возрождение, осознание того, что моя жизнь нуждается в помощи. Я отправился на реабилитацию, приостановил некоторые дела группы из-за личного здоровья, психического здоровья, понимаете? Это имеет приоритет, несмотря на то, что я просто хочу продолжать работать и позволить группе продолжать работать и убегать от проблем. Мне нужно было разобраться со всем этим. В тот момент было много откровенности. Это действительно трудно, когда вокруг тебя происходит столько всего в остальной жизни, найти время для себя, чтобы привести себя хотя бы в то состояние, когда ты чувствуешь, что функционируешь. И для меня порой было нелегко просто отгородиться от остального мира.
И потом, когда случилась пандемия, это было - и я хочу сформулировать это правильно, потому что это было ужасно, абсолютно ужасно для многих людей - в некотором смысле, это было для меня как бы серебристым светом. Я смог притормозить жизнь и уделить некоторое время удовлетворению своих потребностей в то время. Так что да, я не сбрасываю со счетов все ужасные вещи, которые происходили в то время. Просто это произошло вовремя, и я могу увидеть в этом [позитив] для себя.
Попутный вопрос, я не знаю, ведёте ли вы "дневник", я никогда не спрашивал вас об этом. Делали ли вы что-нибудь подобное в начале локдауна? Получалось ли у вас выплеснуть это как-то иначе, чем посещая терапию и обдумывая это?
Ну, да, терапия, программа, реабилитация и все такое. Все это помогло мне получить помощь со стороны в отношении этих вещей и проблем из моего прошлого. Что касается ведения дневника, я пишу о некоторых проблемах или вещах, которые происходят со мной. Я не из тех, кто ежедневно ведёт дневник. Типа: "Да, сегодня пандемия, и я чувствую себя бла-бла-бла", - такого не было. Но да, рисование и писательство, безусловно, помогают мне. Обычно, когда есть время простоя, лирические вещи, темы имеют тенденцию появляться, очевидно, когда мы не сосредоточены на том, что мы делали в прошлом. Есть перерыв, есть пространство, чистое пространство для новых идей и новых вещей.
Фото - Бретт Мюррей
Те ранние звонки Zoom, которые вы проводили, очевидно, помимо тех, которые вы проводите после первых реабилитационных мероприятий, я имею в виду [те], которые были в самом начале пандемии. Те, когда все пытались понять: "Ну, что же нам делать? Делать ли нам живые вещи, делать ли нам это, делать ли нам то?".
Испытывали ли вы в тот момент страх при работе с материалами Metallica? Испытывали ли вы трепет перед концепцией необходимости делать что-то во время пандемии, иметь дело с этими тремя другими членами группы, и какова была ваша роль и отношения с Metallica в тот момент? Было ли все это чем-то, что вызывало у вас беспокойство?
Да, время простоя во время пандемии, страх "что это значит для нас?". В какой-то момент мы все равно собирались записывать альбом. Не то чтобы мы были в середине тура или чего-то в этом роде... хотя, наверное, так и было. Пандемия затормозила все гастроли. Я предчувствовал, что все выступления возьмут перерыв, а что делать в это время? Когда мы дома? Писать. Это вроде как не вопрос.
Так что я писал, занимался своими делами. Другие ребята... Вирус Ковида определённо вселил страх во многих людей. Я думаю, что некоторые другие ребята из группы, которые жили в больших городах, пострадали от него гораздо больше, чем я. Я живу в глуши, в долине в горах. Это не так сильно повлияло на жизнь в горах. Всё ещё можно было выйти на улицу, пообщаться с несколькими людьми, с которыми тебе было комфортно. Ходить в походы, делать что-то, иметь возможность хотя бы выйти из дома. Я знаю, что для Ларса, в частности, было довольно сложно находиться в Сан-Франциско - в городе, где все было оцеплено и вокруг царил страх. Знаете, люди умирали, и никто не хотел рисковать своей жизнью, и я его понимаю. Для меня это не было так ощутимо. И вообще я склонен бунтовать против страха мира. Я создаю свои собственные страхи очень хорошо, очень легко!
Но в тот момент, да, "Как нам собраться вместе? Как мы начнём сочинять музыку? Что мы будем делать?" И Zoom действительно выстрелил. Слава Богу за это, потому что была связь. Была связь, пока ты сидел на своём собственном карантине. Даже если вы не были больны, вы прятались. Ты прятался. И поэтому Zoom был отличной связью. Пытаясь понять, как мы можем общаться по Zoom, как мы можем собираться вместе, как мы можем делать что-то вместе через эту медиа-форму?
Я немного раздражался и злился. "Знаете что? На хер всё это. Что было бы отличной вещью, чтобы снова объединить группу?". Мы делали акустические версии некоторых песен для, ну знаете, All Within My Hands для Bridge School Benefit, и тому подобное. Почему бы не взять песню и не побаловаться с ней? Так что я взял "Blackened" - и в итоге сделал несколько разных вещей с парой других песен - но "Blackened" казалась чем-то особенным. Я не знаю, просто есть что-то, что меня зацепило, и я просто сказал: "Эй, ребята, вот вам вызов. Я пришлю вам кое-что. Вы дополните это. Вы музыканты. Давайте просто примем этот вызов изоляции и соединимся с тем, что у нас получается лучше всего".
Так что я просто записал (у меня была акустическая гитара и мой обычный вокальный микрофон [Shure SM7B - прим. переводчика]) просто записал это на несколько разных дорожек, отправил Грегу Фидельману, нашему продюсеру, и они придумали, как передать это другим ребятам. Я сказал: "Эй, накладывайте на это всё, что считаете нужным. Давайте позабавимся с этим, не изучайте это, не переслушивайте, просто почувствуйте это". И "Blackened 2020" - это то, что из этого получилось, и это было началом воссоединения онлайн с нашим творческим потоком.
Бывают моменты, когда мы боимся открыть этот ящик Пандоры, ящик Пандоры с риффами: "О, вот рифф". А потом, как только вы посмотрите на этот рифф, появляются сотни других риффов. Итак, процесс начался. Мы собираемся начать записывать альбом. И очень важно, чтобы мы все были в таком же состоянии. Но да, эта маленькая идея/проект "Blackened 2020" была очень полезной, я думаю, для всех нас, чтобы воссоединиться.
То есть это была как бы закуска перед основным блюдом, ваш способ открыть этот ящик Пандоры. Это наводит на мысль, о которой я хотел бы спросить. Просто борясь со своим местом и тем, кто ты есть в Metallica, когда вы подбросили что-то вроде "Blackened 2020" и сказали: "Дополните это", это был ваш способ убедиться, что химия, которой вы доверяли десятилетиями, все еще там? Что всё будет хорошо?
Не исключено. Знаете, подбросить идею: "Просто добавь к этой идее то, что ты можешь. Я должен что-то сделать. Нам нужно что-то здесь сделать. Я тут кручусь, схожу с ума. Я хочу знать, что мы всё еще жизнеспособны в нашей форме искусства. Мы всё еще на связи". И это положило начало еженедельному Zoom. Просто еженедельный Zoom с ребятами. Это интересно... это не я что-то планирую, что-то собираю. Я просто сказал: "Ребята, давайте раз в неделю будем общаться по Zoom, общаться друг с другом, посмотрим, на каком мы этапе", и всё такое. Это положило начало ещё одному воссоединению во время перерыва во время Ковида. Но "Blackened 2020", в частности, был, я думаю, продолжением моей потребности в интуитивном творчестве: просто перестать думать, просто играть, просто творить. Просто делай это. Делай то, что Бог дал тебе, чувак. Так что я сделал это и передал другим.
На протяжении многих лет существовала, возможно, негласная тенденция к тому, что мы с Ларсом занимаемся всеми вещами, не привлекая других. Поэтому я хочу открыть эти двери творчества для других ребят в группе и дать им более громкий микрофон, чем, возможно, они хотят. Выбросить это наружу и сказать: "Делайте то, что вы чувствуете, что хотите делать. Вот почему мы группа". И я думаю, что это открыло двери для Кирка и Роба, чтобы они добавляли больше идей, работали с материалами, вносили больше вклада, когда мы, наконец, пошли записываться. Это определённо то, что началось, я бы сказал, еще на "Blackened 2020".
Есть негласная реальность, о которой стоит спросить. Когда вы проходите курс реабилитации, начинают ходить слухи. "О, Metallica собирается распасться. Она больше никогда не вернётся". И я знаю, что иногда вы чувствовали себя неуютно, будучи объектом всеобщих прогнозов. Вы - экран для многих людей, точка сопереживания, и это оказывает большое давление.
Вы говорите о том, что, возможно, нашли некий комфорт в том, что смогли спокойно сидеть во время 2020 года. Как вы думаете, было ли это время моментом, когда вы, наконец, начали принимать то, что "это вы"? Это то, что вы делаете, это то, как вы говорите с людьми, это то, как вы с ними общаетесь? В последнее время вы говорите об этом гораздо чаще, но раньше я никогда не слышал от вас этого. "Это то, для чего я здесь". А вы сказали, что это то, для чего Бог поставил вас здесь. Как вы думаете, вы действительно начали доверять этому только в последние пару лет? Может быть, это справедливое предположение?
Да, я [так] думаю, а также из чистого страха, что я не знаю, что ещё делать со своей жизнью. Играть музыку и быть полезным, ездить на гастроли, играть, сочинять, творить. Огромное спасибо Богу за это. Потому что я не знаю, где бы я был. Так что мне не всё равно, и мне нужно принять это и смириться с этим.
Что касается беспокойства, тревог и опасений других людей по поводу того, продолжит Metallica свою деятельность или нет, знаете, я не чувствую себя ответственным за них. Но я чувствую, что я несу ответственность за то, что я могу сделать, за то, что я могу выпустить. Может быть, это кажется эгоистичным - думать, что так много людей полагаются на альбом Metallica, чтобы продержаться весь год, что бы это ни было, [но] я понимаю, что это помогает людям.
Это не зависит от меня, абсолютно. И я думаю, что большинство отзывов о том, что я пошёл на реабилитацию и всё такое, теории людей, идеи людей... что это значит? Вы знаете, пытаются понять меня. Я всё ещё пытаюсь понять "себя". Я имею в виду, все эти вещи вне моего контроля, дружище. И я понимаю, [что] большинство этих вещей - от страха, потому что они хотят, чтобы Metallica продолжала существовать. Я тоже хочу. Я тоже хочу, и я делаю все возможное для этого, и поэтому я ухожу. Вот почему я ухожу и перезагружаюсь. Это просто я. Принятие этой части меня. И это также позволяет мне быть более уязвимым - смотреть миру в глаза и просто говорить: "Эй, вот такая у меня жизнь. Я бы хотел, чтобы она была другой, чтобы она была лёгкой, чтобы мне не приходилось делать все эти вещи, но вот через что я прохожу". И это привносит топливо, смысл и цель в моё ремесло".
Ну, если уж на то пошло, я думаю, что суть этой записи - честность и комфорт в уязвимости и демонах, которые у тебя есть. И что, возможно, тебе всегда придется как-то приспосабливаться. Я думаю, очевидно, что вы приняли то, что эти вещи, в какой-то степени, являются частью вас. Но об этом мы поговорим позже.
Я хочу спросить вас: Когда вы сортируете и перебираете "ящик Пандоры с риффами" для этой пластинки - когда вы начинаете собирать их вместе, со всеми оценками, которые вы делаете в этот момент... Вас когда-нибудь посещала мысль: "Ладно, это третий акт в жизни"? Не желая быть банальным, обычно есть три акта, верно? У вас есть, вероятно, 30-30-30 лет жизни. Вы вступаете в третий акт, так что, возможно, уже нет ни времени, ни причин бояться этих уязвимостей. Было ли это чем-то, что поразило вас, когда вы начали составлять в своей голове, о чём будет этот альбом?
Это интересно, вся эта часть "на хер": "Мне всё равно, что думают другие люди, это то, что я должен делать, это то, что я должен писать". Да, я думаю, что есть три разных фазы "на хер". Первой фазой "на хер" было: "Нам плевать, что думают другие люди". Мы просто бунтуем против всего мира. Мы понятия не имеем почему, но это так.
А потом, на среднем этапе, вы разбираетесь: "Что это значит для других людей?". И все еще бунтуешь "на хер". Это всегда будет присутствовать.
Фото - Майкл Туллберг
Я собираюсь ещё вернуться к теме лирики, но давайте немного поговорим о музыке; давайте поговорим о [риффах]. Я отметил, что, по моему мнению, фактическая архитектура этой записи была очень сырой. В ней чувствуется дикость в самом лучшем смысле этого слова, она действительно наслаждается влиянием прошлого, наслаждается своими инструментами. Я услышал много радости в игре на гитаре. Расскажите о том, как вы собрали эти риффы в песни, которыми они стали, и расскажите о роли Роба, роли Кирка и вашей роли в открытии двери и приглашении этой совместной энергии.
Да. В этом альбоме было много... много операций на открытом сердце. Мы открылись. Я был гораздо более готов открыть своё сердце каждому в группе: лирически, эмоционально и творчески. Я действительно был защитником, из кожи вон лез, чтобы сказать: "Присылайте свои риффы. Нам нужен материал, давайте", понимаете? Я больше не хочу сидеть там с [только] Ларсом и создавать песни. Я хочу, чтобы все были частью этого и участвовали в этом. "Можем ли мы все приехать? Можем ли мы все вместе быть в студии? Можем ли мы джемовать над этими вещами вместе? Можете ли вы высказаться и сказать, что, по-вашему, может быть здорово, а что не очень?". Мы действительно хотели открыть это, и в этом были свои сложности. Но я думаю, что мы справились с большинством из них, понимаете?
И опять же, у каждого из нас есть своя индивидуальность, и иногда, когда вы ставите микрофон перед кем-то и говорите: "Держи, говори все, что хочешь", они понимают, что, возможно, они этого не хотят, и им лучше играть то, что ты придумал. И я такой же. Кому-то приходит в голову идея. Я хорошо умею принимать ее и, надеюсь, поднимать на новый уровень. Так что это было сложно, но это было доступно, и это было очень свободно для всех.
Это заняло больше времени, потому что было больше голосов, очевидно, и потом Грег Фидельман - это надёжные чужие уши. И он может сказать: "Я не знаю насчет этого" или "Эй, это действительно хорошо, повтори это ещё раз". Так что процесс написания был гораздо более открытым и гораздо более радостным, когда мы все четверо были здесь. Знаете, "Вот рифф - давайте поработаем над ним, а потом посмотрим, что из этого выйдет". Есть так много разных способов подойти к сочинению песни. В прошлом некоторые из них уже были собраны и принесены в группу. Это было немного больше: "Эй, этот рифф с Манчестера, он потрясающий! Давайте посмотрим, что мы можем с ним сделать". Так что все началось с меньшего количества ингредиентов, я бы сказал. Мы создавали эту пластинку, и у нас было четыре повара вместо двух.
Я общаюсь со многими пожилыми людьми, и они говорят: "Похер, мне плевать, что вы думаете, я старый хрен, мне плевать!". Возможно, в этом есть что-то от этого, но в конце концов, пытаться скрыть то, что происходит в моей голове и в моей жизни... Знаете, у меня есть священная история. У всех есть. У каждого она своя. Я могу поделиться своей, и это благословение. Другие люди могут делиться ею любыми способами - с семьёй, с друзьями, написанием книги, чем угодно. Я могу поделиться этим через музыку, и это доходит до многих людей. Так что я благословлён.
То, что вы сказали об "открытии процесса" - это то, что, как мне кажется, было бы наиболее интригующим для людей. Вы с Ларсом были замкнуты в этом процессе на протяжении десятилетий. Я спрошу его об этом тоже, но насколько трудно было сказать ему: "Слушай, мне нужно открыться. Мне нужен вклад всех остальных. Я не хочу, чтобы это были только я и ты"?
Ну, я думаю, мы все боимся перемен. Мы все боимся перемен или: "Подождите, это работает, давайте просто продолжать в том же духе", понимаете? Но как артист, как человек творческий, я люблю такие вызовы. В обычной жизни они мне не очень нравятся; я не люблю перемены и вызовы. Но в студии я чувствую себя комфортно, и я думаю, что Ларс в конце концов понял, почему и куда я пытаюсь двигаться. И даже если не было вклада со стороны других, просто иметь это белое пространство для вклада было здорово.
Знаете, бывали моменты, когда все четверо были в студии, и Ларс смотрел на меня [спрашивая]: "Что ты думаешь о следующей части?". А я просто молчал. Просто сказал бы: "Что вы, ребята, думаете? Что вы, ребята, чувствуете?" Я чувствовал себя очень свободно, когда просто сидел и позволял процессу идти своим чередом. И да, это заняло больше времени, и мы могли перебрать десяток идей, которые не сработали, чтобы добраться до одной, но если вы не будете искать золото, вы его не найдёте. Так что самородки, которые попадались, были просто потрясающими.
Когда вы оглядываетесь назад, думаете ли вы, что самым большим элементом взаимодействия было научиться, возможно, доверять различиям друг друга больше, чем когда-либо? И знать, что все, что кто-то привносит в копилку, жизненно важно по-своему? Может быть, не так важно, чтобы вы все были на 25 процентов, на 25 процентов и т.д.?
Да. Я думаю, что фактор доверия к каждому из нас и принятие того, кто мы есть и как мы к этому относимся, становится тем легче, чем старше мы становимся. И у каждого из нас есть свои способы переосмысления, недоосмысления, неподготовленности, переподготовленности... Принять всё это.
Знаете, мы все можем вернуться к своему привычному образу действий, или мы также можем притвориться, что "мне нужно это, и я должен сказать это в этой группе". И в конце концов, важнее просто быть услышанным, чем чтобы это действительно произошло, понимаете? Поэтому, позволяя голосу [быть услышанным], вы узнаёте ещё больше о человеке, а он узнает гораздо больше о себе. Например, "Я в бешенстве, потому что не получаю того, что мне нужно от этой группы", а потом, когда она открыта для вас, вы понимаете: "Ого, это сложнее, чем я думал...". Я имею в виду, у вас не может быть четырёх лидеров. Невозможно. Хорошие вещи поднимаются на вершину независимо от того, откуда они берутся. Вот чего я хочу. Я хочу, чтобы все каналы были открыты, чтобы хорошие вещи могли подниматься на вершину, и неважно, откуда они приходят.
Фото - Addy
Концепция альбома, 72 Seasons, по сути, ваши первые 18 лет... Пока вы собираете эти риффы вместе, лирическая сторона того, что вы напишете для песен, также приближается? Если да, то делитесь ли вы со всеми? Вы садитесь и говорите: "Слушайте, вот о чем я буду петь. Вот что будет происходить"?
Не то чтобы я не делился с ними, просто я еще не знаю, что будет.
В прошлом было, знаете, 14 риффов, 14 идей песен. И ты просто соединяешь их вместе - то, что подходит к одной вещи. Многие из них - это либо просто тема, либо поэтические слова, либо, может быть, даже название песни, и ничего больше. В этот раз я попытался представить вокальные паттерны, каденцию, динамику. Что вокал будет делать в этой песне? Я старался представить это раньше, чем когда-либо, чтобы я чувствовал себя более комфортно, и сделать это частью сочинения песен, чтобы Ларс мог почувствовать, где нужно расслабиться, где безумствовать, где добавить определённые тарелки. Я думаю, что всем полезно иметь хотя бы приблизительное представление о том, что будет делать вокал. Для некоторых песен требовалось 10 разных идей, и мы вырезали и вставляли их. "Начало этого куплета просто великолепно, а вторая половина куплета в этом - просто великолепна. Давайте соединим их вместе". Так что я был гораздо более уязвим не столько в текстах, сколько в каденции, вокале. Это тоже раскрепостило меня, и это было полезно для всех. А после этого я просто заполняю пробелы текстами, что кажется мне очень сложным и увлекательным. Это гигантская головоломка.
Это интересно, потому что мне показалось, что вы стали гораздо более вокальной группой. Снова всплывает слово "уязвимый". Я имею в виду, есть моменты, когда кажется, что ваш голос вот-вот сорвётся. Он действительно становится почти, не тонким, но как будто вы напрягаетесь, напрягаетесь и напрягаетесь. То есть вы хотите сказать, что эти каденции появились до того, как вы начали писать тексты?
Да.
И теперь я должен спросить, а каденция затем влияет на концепцию лирики?
Иногда. Иногда нет. И в этом своя сложность.
Знаете, быстрое пение не подходит для глубоких, проникновенных слов. Я не знаю, как объяснить, как происходит этот процесс... Я просто хочу сказать, что, думаю, пандемия, пребывание дома, получение некоторых из этих песен, возня с ними в моей собственной домашней студии заставили меня почувствовать себя немного более открытым [и] немного более свободным, чтобы попробовать разные вещи. Потом я отправлял их, а люди слушали и говорили: "Ух ты, ты никогда раньше так не звучал", или " - Да, вот так", или "Это здорово!". Или "Мне не нравится". Это нормально. Но я чувствовал себя комфортно в своей собственной комнате дома, имея возможность делать такие вещи, а не так: "Так, теперь пришло время попробовать эти тексты", и ты сидишь в вокальной кабинке.
Так что я работал, работал и работал над вокалом и текстами на определённых нотах. Я имею в виду, что на этой пластинке вокал выше, чем когда-либо. Есть более "взрослые" вещи. Я не знаю, я чувствовал себя намного свободнее, когда дома были только я и мой микрофон. Для меня вокал - это ещё один инструмент. Я ритм-гитарист. Я люблю каденцию, я люблю перкуссию, я люблю играть на ударных. Вокал - это ещё одна часть этой перкуссии.
Фото - Джина Вецлер
Seasons как концепция очень насыщенна. Позвольте спросить, насколько лирическая составляющая этой песни была продиктована вашей жизнью в детстве? И насколько она была продиктована вашей жизнью в качестве родителя детей?
Ну, 72 Seasons как концепция, это было вынесено откуда-то ещё. То есть это была концепция - "72 сезона печали", но я опустил часть "печали", потому что первые 18 лет жизни - это ещё не вся печаль. И мы склонны фокусироваться на этом в нашей взрослой жизни, типа: "Мне нужно исправить все то дерьмо, которое было неправильно, когда я был ребёнком". Были и прекрасные вещи, так что "72 Seasons" - у каждого своя версия того, какими были его 72 сезона и что они значат для него сейчас.
Наличие детей определённо помогает понять свое детство и то, через что прошли твои родители. В большей степени последнее. Знаете, я, будучи родителем, говорю: "Да ладно, ребята, дайте мне передохнуть. Я всего лишь человек!" Но когда ты ребенок, ты смотришь на своих родителей как на богов. Они не могут сделать ничего плохого, и всё, что они говорят, так и должно быть. Потом, когда вы становитесь старше, вы говорите: "Старики, простите, что я возвёл вас на пьедестал, сделал богами, обвинял вас в том-то и том-то или желал другого, но вы тоже были просто людьми. Вы делали всё, что могли, и действовали методами своих родителей".
Это передаётся из поколения в поколение, и как отец, я действительно хочу сделать это немного лучше, чем делали мои родители. Это действительно то, чего я хочу от себя требовать. Всё, что они привнесли, передаётся по наследству... Вы наследуете некоторые из этих вещей. Есть вещи, над которыми мне нужно поработать, есть те, которые я должен полностью забыть, а есть те, которые я должен найти. У каждого человека было детство. У большинства людей, которых я встречал, было детство. Хорошее оно было или плохое, мы сможем решить позже, в жизни. Вы не можете изменить своё детство, но вы можете изменить своё представление о нем и о том, что оно значит для вас сейчас.
Это очень важный момент, потому что когда это преподносится, даже для меня до сих пор, "72 Seasons" кажется почти мрачной медитацией о детстве. Но вы говорите, что нет, это не обязательно должно быть так. Это хорошо и плохо; это позитивно и негативно. И вы почти говорите мне, что в некотором смысле, возможно, вы простили своих родителей за некоторые проступки, которые вы, возможно, положили к их ногам в предыдущие годы. Это то, о чём вы как будто хотели сказать.
Да, безусловно. Цепляние за прошлое не пошло мне на пользу, но изменение повествования о моём детстве было полезным. И это процесс длиною в жизнь.
Да, и я думаю, важно, чтобы люди поняли, в каком направлении вы писали эти тексты, что они просто продолжение того, как вы выводите наружу свою тёмную сторону.
Ну, это интересно обдумать, знаете ли. "Я такой, какой я есть, только из-за всего этого? Могу ли я измениться? Могу ли я не меняться? Способен ли я измениться? Это просто укоренилось, это заложено звёздами? Я прочитал свою астрологию на сегодня, и всё так и есть?". Я не знаю. Никто не знает, и я, конечно, тоже не знаю.
Я знаю, что те стороны меня, которые я хотел бы изменить, требуют работы, и это тяжёлая работа. Но я осознаю это, и если есть какие-то вещи, которые я не могу изменить, это тоже не зависит от меня. Но часть "вины", обвинение моих родителей во всё этом и прочем, это должно прекратиться. Потому что теперь у меня есть возможность делать свой собственный выбор. В этом много психологии, и я могу всё это переосмыслить, но в конце концов, именно эти 72 сезона формируют вашу истинную или ложную личность? Способен ли я измениться или нет? Это вопрос всей жизни.
Фото - Нильсон Барнард
Это фантастика. Кажется, вы не боитесь говорить о тёмных вещах, дерьмовых вещах или дерьмовых вещах в себе, которые вам не нравятся, не нравились и могут не понравиться в будущем. Опять же, вы, кажется, гораздо более спокойно относитесь к тому, что "это часть общей картины, и это нормально". Похоже, это тема. "Chasing Light" говорит со мной в этом ключе.
Да, я думаю, что чем старше я становлюсь, я понимаю: "Хорошо, у меня есть срок годности, и почему бы мне не обнажить свою душу в своем творчестве?". И с возрастом это становится все безопаснее и безопаснее.
Но и в повседневной жизни, кажется, что вы более спокойно относитесь к тому, что когда негатив появляется на ужине в качестве незваного гостя, вместо того, чтобы запереть дверь, вы находите способ поставить тарелку на стол и разобраться с ним.
Именно так, да. Пригласите этого демона на ужин, пообщайтесь с ним и поймите его, узнайте его получше. Это избавит вас от неожиданности или укуса. Этот демон никуда не денется. Я часто ловлю себя на мысли: "Со мной что-то не так. Я должен это изменить, или ещё что-то".
Как и все.
Да. И я думаю, что ключ для меня, по крайней мере, то, что я чувствую в последнее время, заключается в том, что ты узнаешь об этом. Если вам что-то не нравится, узнайте об этом, и это вас чему-то научит.
Для меня, чисто в плане сырой энергии и текстов, 72 Seasons кажется очень большим и полностью сформировавшимся братом и сестрой St. Anger в странном смысле. Его сырость и то, что эти тексты также были такими сырыми. И я думаю, что в St. Anger, вероятно, больше боли, чем в любом из ваших альбомов с тех пор. Есть ли в этом какой-то смысл?
Да, это очищение, понимание "почему" боль. Кроме того, очевидно, что я много занимался поиском себя и работой над собой... все эти тексты всплыли на поверхность. И имеет смысл дать им место, чтобы высказаться, поместить их в определённые сценарии. В некоторых песнях есть ребёнок, есть не ребёнок, есть взрослый, есть кто угодно. Но дать им возможность высказаться и выразить их во мне.
Приятно ли осознавать, что когда ты усваиваешь эти жизненные уроки - и, возможно, ты уже не так зол на некоторые вещи, как раньше - это не означает, что риффы станут на несколько ватт тише? Что, "Эй, я всё еще играю. Я всё ещё играю жёстко. Я всё ещё могу играть агрессивно, даже если у меня хороший день и даже если я выражаю положительные эмоции!". Это приносит облегчение?
Я всегда это чувствовал. Для меня это не новость. Но я просто понимаю, что погоня за счастьем бесполезна. Если я принимаю и довольствуюсь тем, что у меня есть, тогда я могу создать счастье этим, а не пытаться гнаться, гнаться, гнаться, гнаться. И это также развеивает страхи других, что "если ты не злишься, то не сможешь создать великую музыку". Это просто смешно. Многие художники проходят через многие фазы жизни. Вы смотрите на картины, вы смотрите на произведения, и вам либо нравится то, что они делают, либо нет. Но для меня важно быть верным тому, что происходит внутри тебя через форму твоего искусства.
Фото - Бретт Мюррей
Ещё один попутный вопрос о вас с Ларсом - о ваших отношениях. Спрашивает ли он вас когда-нибудь о ваших текстах? Бывает ли у вас пресловутый разговор о них "за чаем с печеньем"?
Таких разговоров было немного. Были комментарии от него, просто говорящие: "Вау, эти тексты действительно хороши", но он не вдавался в подробности о них. И я не делаю этого с его игрой на барабанах. Знаете, "Когда ты ударил по третьему тому в этом ролле, это было фантастически. Мне очень понравилось!" Мы доверяем друг другу, чтобы привнести лучшее. Я думаю, что в этот раз я получил от него больше отзывов: "Мне нравится эта каденция больше, чем та". Вот так просто.
Это не столько тексты, сколько названия песен, и я могу заводиться, потому что Ларс может назвать определённую песню с третьего альбома назад, а он всё ещё называет её по рабочему названию. Знаете, "О, да, это рифф Black Squirrel". Типа: "О чем, чёрт возьми, ты говоришь? О, ты имеешь в виду "Cyanide"?! [Наши могучие специалисты по проверке фактов сказали, что на самом деле это "Broken, Beat & Scarred" - прим. редакции]. "Да. Да, я имею в виду её". И я могу принять это за то, что он не хочет включать лирическое содержание в это произведение искусства, или же я могу просто сказать, что это то, что было в его голове. Он помнит этот рифф и представляет по нему эту песню, и это то, на чём он остановился.
Но когда дело доходит до названий песен, он любит высказывать своё мнение, и я сообщаю его всем в группе. Мы устраиваем небольшое совещание и говорим: "Эй, вот что я думаю по поводу названий песен. Что вы думаете?" Это похоже на то, что мы делаем с обложкой или названием альбома. Так что в этом смысле это демократия. Я действительно нахожу, что жить, советуясь с другими, полезно. Иногда это не то, что я хочу услышать, но опять же, мы все должны иметь дело с различиями во мнениях и быть немного смиреннее в группе. Это представляет всех нас четверых, и даже больше, чем просто четверых, мы просто хотим сделать его лучшим. И как только я понимаю, что все хотят лучшего, тогда можно устроить демократию. И если три человека скажут, что этот вариант лучше, чем тот, окей, ладно.
Таким образом, я полагаю, что между вами и Ларсом, это что-то вроде: "Давайте не будем разбираться или выяснять, как делается колбаса. Давайте просто наслаждаться ею". Не стоит слишком сильно вмешиваться в динамику, потому что если вы будете знать слишком много о процессах или мыслях друг друга, то волшебство может исчезнуть.
Да. Я согласен с этим... как делается колбаса. И я не очень хорошо переношу все это в свой разум или душу. "О, этот рифф был написан им, или это название песни было его..." В конце концов, это может быть важно, но мне всё равно, и я не могу сказать, кто сочинил какой рифф, правда. И это нормально.
Сейчас я хотел бы перейти к "Inamorata". Это блестящее завершение альбома, потому что оно почти оставляет знак вопроса о том, куда движется Metallica. Это не вывод, это вопрос "что будет дальше?", то, чем она заканчивается. Это, вероятно, так близко к фэйд-ауту, как это было в течение долгого времени. Она так и висит. Для меня эта песня была лирическим выражением вашего окончательного мира с раздорами.
Прежде чем мы углубимся в саму песню и в то, как она появилась, я просто не могу поверить, что вы, ребята, не посидели бы в конце, послушав ее, просто поболтали и сказали: "Ну, возможно, это одна из лучших вещей, которые мы записали". Я не говорю, что вы бы сидели там и хлопали друг друга по спине, но мне кажется нелогичным, что вы так мало комментируете положительные аспекты того, что вы кладёте на стол. Как вы думаете, это когда-нибудь изменится? Как вы думаете, сможете ли вы когда-нибудь сказать друг другу: "Потрясающе, мы проделали отличную работу"?
Интересно, что вы об этом заговорили. "Молодцы" или "Поздравляю, ребята, мы только что закончили фантастическую запись...". Это странно. Это как остановиться посреди гонки, чтобы сказать: "Мужик, ты тут очень хорошо выступаешь". Я имею в виду, что это не гонка до конца, но мы находимся в середине жизни, понимаете. Ларс дважды говорил мне, что мы сделали действительно отличную запись, и мы должны гордиться этим. Через что бы мы ни прошли, через наши взлеты и падения, через пандемию и все такое, мы записали фантастический альбом, и мы можем этим гордиться. Вы знаете, в музыкальном, лирическом, художественном, концептуальном плане, я думаю, он довольно сильный, и мы чувствуем себя прекрасно. Опять же, это очередной этап гонки.
На самом деле это полностью объясняет ситуацию - это продолжающееся путешествие. Я всегда говорил, что вряд ли вы когда-нибудь напишете автобиографию. И что если люди хотят...
...каждый альбом - это автобиография. Я пишу историю своей жизни через лирику на всех альбомах.
Да, я так думаю.
Позвольте спросить вас о заключительных словах песни "Inamorata": "Она не то, зачем я живу" и "Она не то, ради чего я живу". Мне пришлось поискать, что означает "Inamorata", и на самом деле это означает "твоя миссис" или " твоя любовница" от итальянского "innamorata"? [на самом деле переводится как "влюблённая" - прим. переводчика]
Да. Я имею в виду всю эту песню, знаете, страдание как моя любовница, и я пытаюсь скрыть её. Я наслаждаюсь ею в определённые моменты, но я не хочу, чтобы мир знал о ней. Я не хочу представлять ее миру, потому что это нехорошо. Так что страдание как любовница, оно служит какой-то цели в моей жизни, но я не хочу, чтобы оно было моей жизнью, и я устал от того, что оно управляет моей жизнью.
Мощный, мощный материал.
Давайте на минуту сменим тему и поговорим о гитарном арсенале, который вы использовали. Расскажите нам о гитарах, которые создают звучание этой пластинки.
Да, оборудование, использованное на этой записи... [Я] всегда, всегда ищу лучший звук, всегда ищу лучший звук гитары. И в итоге я использую то, что использовал раньше, потому что оно просто звучит лучше всего, и это нормально. Это помогает мне говорить.
Есть гитара Copperhead, Copper Top, называйте как хотите, но это гитара медного цвета, которая была покрыта чудовищно толстым слоем краски и вообще не должна звучать хорошо. Звукосниматели также были покрашены!!! У неё есть звук. Она отлично звучит как основная гитара, поэтому её всегда ставят первой. Я часто использовал её на Hardwired. Гитара So What! тоже немного использовалась, гитара EET FUK часто появлялась в качестве второй гитары.
Но гитара, которая, вероятно, чаще других появлялась в песнях, кроме Copper Top, была OGV, понимаете? Самая первая гитара, на которой я играл в Metallica. Она висит в контрольной комнате, и я беру её в руки и играю на ней. И со всеми её сколами и повреждениями... кольца пробили в ней дыры, царапины и прочее, особенно на грифе, это просто минное поле, развороченное взрывами. Она удобна, великолепна, на ней легко играть, и она звучит живо и молодо. Так что эта гитара, наверное, никогда не исчезнет, я думаю. Надеюсь, она отправится со мной в могилу.
Когда вы её вешаете на себя... когда вы на ней играете, это похоже на "Назад в будущее"?
Конечно, это напоминает мне тур "Kill 'Em All". Просто напоминает. Это была единственная гитара, которая у меня была, так что она должна напоминать мне об этом. Но мы прошли через ад, и мы прошли через рай вместе. Она определённо умирала несколько раз и возвращалась к жизни. На ней ломался гриф, трижды отрывалась голова, а на этом альбоме оторвался струнодержатель. Но она выжила, как и я, и эта гитара была мне отличным другом.
Давайте поговорим о том, что Тим Саченти делает с видео; каково это, когда кто-то вроде него интерпретирует эти песни? Что вы думаете о его интерпретации на данный момент, и каково это - работать с его эстетикой?
Ху-ху-ху. У нас фантастическая большая творческая семья, от графики до съёмок видео, концепций, идей. Я очень благодарен этим людям в моей жизни, которые помогают воплощать наши идеи в жизнь. Я всегда был большим поклонником графики, визуальных образов, логотипов, всего этого, конечно. И иметь единомышленников, которые могут, ребята, придумывать новые, сумасшедшие вещи... Мне это нравится.
А что касается Тима, нашего режиссёра этих видео, то я потрясён его видением. Вы приходите на вусмерть разгромленный, холодный, вонючий склад где-то в довольно опасном районе и создаете самое прекрасное искусство в истории. Это фантастика. Его видение, возможно, таково: "Не делайте это модным. Пусть это будет немного борьбой". Или: "Давайте найдём место, которое уже разъёбано, и разъебём его ещё сильнее. Что бы мы там ни делали, это уже не повредит".
А еще я потрясён тем, как десять дней назад мы сняли эту вещь, а потом вот она, отредактированная версия, выходит в свет. Готово! Как? Как ты можешь так быстро все это провернуть? Да потому что он живой артист! У него есть осветитель, у него есть лазер, у него есть ребята. И он кричит, чтобы изменить цвет, или ускорить его, или что-то ещё. Он настоящий режиссёр, отвечающий за происходящее в данный момент. Это не "О, мы исправим это в последствии". Он снимает живое шоу. Это действительно так. Так что его освещение, лазеры, его видение, куда направлены камеры - это в каком-то смысле живое шоу, но сделанное очень театрально.
Фото - Джим Райт
Говоря о визуальных эффектах и Дэвиде Тёрнере (который вместе с Джейми МакКэти и Иэном Конклином разработал всю эстетику и обложку 72 Seasons). Я хочу спросить вас, что для вас значит жёлтый цвет, когда вы его видите?
Желтый цвет для меня - это свет. Это свет. Это источник добра. Поэтому на фоне чёрного он действительно выделяется. Это свет.
Я хотел, чтобы этот альбом назывался Lux Æterna, потому что для меня это подводило итог всем песням, что-то вроде вечного света, который всегда был внутри нас и, возможно, только сейчас выходит наружу. И я проиграл в голосовании, что замечательно. 72 Seasons определенно более разжёвано. Вы можете понять, что это такое. Вы можете покопаться в нём и разжевать его немного больше. Но этот цвет появился из "Lux Æterna".
Давайте поговорим о гастролях - 25 концертов в год. Вы знаете, где будете находиться в течение следующих двух лет, и вы также знаете, что эти выступления будут, я бы предположил, физически сложными. Вы с нетерпением ждёте этого вызова и концепции, лежащей в основе постановки на стадионе?
Что я знаю о себе, так это то, что я беспокойный парень, и перед чем угодно - перед съёмками видео, перед тем, как отправиться в тур, перед тем, как закончить тур - у меня есть беспокойство о том, как это пройдёт. И я пытаюсь понять это... и это похоже на стоп!!!!. Знаете, когда ты попадешь туда, ты увидишь свою дорожную семью, ты увидишь фанатов, ты увидишь, что ты делаешь, и всё будет идеально. Просто поверьте, что когда я встану за микрофон, я буду в порядке. Это то, что я делаю. Но всё, что происходит до этого, это "О, Боже, всё будет хорошо? Что здесь произойдёт?" и беспокойство, и это нормально. Я знаю это о себе. Так что беспокойство - это часть меня. И я стараюсь не позволять ему преобладать надо мной, потому что я знаю, что когда я буду там, всё будет замечательно.
Да, сцена будет большой. Выступление в круге на стадионе. Хорошо! Нам по 59 лет. Какого чёрта мы делаем? Мы должны быть скромнее! Но мы любим вызов. И особенно жить, у нас есть замечательные члены семьи, которые предлагают отличные идеи. И каждый из них обсуждает их с нами. Знаете, недавно мы ходили на стадион, и там все было размечено: как это будет выглядеть, могу ли я пройти от микрофона номер один до микрофона номер 20 между куплетами или нет? Так что есть много вещей, которые вступают в игру с этим, и это будет по-разному, и это будет сложно. Но то количество народу в "Змеиной яме", которое будет... это будет фантастика. Я имею в виду, что, не выдавая слишком многого, устроить шоу на стадионе в круге, я думаю, пока ещё не удавалось особенно хорошо. И мы собираемся попробовать.
Фото - Дэвид Савона
Я знаю, что в прошлом мы обсуждали "маски", которые вы лично надеваете на выступления. Сейчас вам как никогда комфортно надевать эту живую "маску" и наслаждаться ею? Наслаждаться этой стороной своей сущности и не бояться, что "О, я выгляжу как мудак? Они думают, что я считаю себя богом рока" или что-то в этом роде?
Думаю, да. В этом меньше двойственности и больше конгруэнтности. Не секрет, что на сцене я - другой человек, Ларс - другой человек. Я думаю, что любой человек выработал бы определённую технику выживания перед 80 000 зрителей. Моя техника превратилась в больше юмора и больше, я думаю, интуиции. Больше стрельбы от бедра, больше принятия неизвестности там, наверху. Я бы хотел, чтобы в обычной жизни у меня это получалось лучше. Но если что-то пойдёт не так на сцене с 80 000 зрителей, и я... мы... забудем текст, или отключится электричество, или кто-то упадёт со сцены, или ты испортишь песню и остановишь её... Я чувствую себя намного комфортнее. Если я подойду к микрофону, что-то выйдет, что будет иметь какой-то смысл, и я не буду парализован страхом перед этим.
Я думаю, во многом это связано с тем, что мы стали более уязвимыми, смирились с тем, кто мы есть: живая группа. Мы и есть живая группа. Вы увидите кое-какие чертовски ужасные ошибки, и это будет уникально. Но при этом мы также понимаем, что у нас есть ещё один набор глаз. Для меня часто бывает так, что это просто огромный фон из людей, на который я смотрю как на единое целое, как на нечто вибрирующее. Когда я могу посмотреть в глаза одному человеку, вложить в него душу, идентифицировать его и поговорить с ним в этот момент, это помогает мне и делает его более реальным для меня. Потому что нет ничего действительно зазорного в том, чтобы выступать перед 80 000 человек, бросать фигуры, люди поют твои слова, это охренительно... это опыт, который я не могу описать. Так что всё, что помогает мне почувствовать себя человеком, например, ошибка, падение на сцене и тому подобное - всё это полезно.
На мой взгляд, что-то из этого должно было начаться в Чили и продолжиться в Аргентине, Бразилии и США в прошлом году, когда вы напрямую сопереживали 60-70-80 тысячам людей о том, как нам всем иногда бывает трудно. И чтобы мы заботились друг о друге, общались друг с другом и были рядом друг с другом. Когда вы набрались смелости сделать это и сказать это? Что заставило вас сделать этот шаг?
JH: Я могу слишком много думать об этом и пытаться придумать какую-то великую идею, но это не я. Если это то, о чём, я думаю, вы говорите в середине "Fade to Black", то в песне была пауза, и я бы сказал что-то вроде: "Ты чувствуешь это?". Но [я подумал] давайте копнём немного глубже. "Чувствуешь ли ты это? Чувствуешь ли ты то, что чувствую я?" И объяснить немного больше различных чувств, табуированных чувств, недостойных чувств, чувств типа: "Я не вписываюсь", "Я смертельно болен". "Я абсолютно сломлен, и мне никогда не стать таким же хорошим, как ты". Давайте поговорим об этом, потому что мы все здесь, и я чувствую то же самое. Я нахожусь здесь, живу своей мечтой, но я всё ещё чувствую эти вещи. Так почему бы и нет? Я имею в виду, бывают моменты, когда я просто чувствую, блять, я чувствую себя неуверенным и бесполезным здесь; я не знаю, что я делаю. И я говорю это на сцене, а люди думают: "Вау, окей, он мог чувствовать это во время всего этого". Знаете, "Если я на работе и чувствую, что кручусь на месте или моя жизнь идет в никуда, да, я не одинок в этом". Так что, в общем... просто пытаюсь быть человеком. Да, стараюсь быть человеком.
Я бы сказал, что вы достигли этого. Хорошо, позвольте мне закончить на этом. Какова ваша самая большая надежда на будущее?
Вау. Я думаю, что моя самая большая надежда - это продолжать чувствовать надежду, чувствовать, что есть ещё что исследовать. Что ты не уйдёшь на пенсию, будучи художником. Что бы ни случилось, мы будем в порядке, несмотря ни на что. Достижения, знаете, попасть в Книгу рекордов Гиннеса, сыграв на всех континентах за один год, фантастика. Отличные истории, которые можно рассказать. Но общение с людьми, служение, помощь людям в темноте (мой фонарик то работает, то нет) и возможность сказать это вслух! Возможно, это эгоистично, [но] это помогает мне оставаться на земле, и если это затронет кого-то ещё, значит, я служу своей цели.
Огромное спасибо Сергею Тынку, автору единственного русскоязычного гитарного журнала Guitarz Magazine за этот и многие другие предоставленные материалы для перевода.
Фото - Бретт Мюррей
ПОДДЕРЖАВ GUITARBLOG.RU ДОНАТОМ
